Обезьяний рефлекс - Страница 90

Его внимание отвлек телефон, лежащий на столике с мигающей красной лампочкой. Геннадий улыбнулся. Она сделала все так, как он сказал. Короткие гудки, доносящиеся из динамиков, подтверждали его догадку. Теперь телефон можно включить в режим ожидания.

Некрасов сел на кровать и, наклонившись к спящей, поцеловал ее. Девушка открыла глаза и увидела сверкающее на солнце изумрудное море. На лице появилась улыбка, она повернула голову, и перед ней возникло уставшее небритое лицо.

— Ты напугал меня.

— Я не хотел.

— Сначала побрейся, прими душ, потом ложись рядом. Ты колючий и мокрый.

— Ты восхитительна, но ко всему сказанному надо добавить завтрак. У меня урчит в животе. Я голоден во всех смыслах.

— Который час?

— Семь утра. В Москве девять.

— Боже, какая рань.

— Неженка. В России начался рабочий день, а в Испании люди вкалывают на виноградниках, другие ловят рыбу, третьи обслуживают туристов.

— Они сумасшедшие. А я хочу нырять.

Лежащий на столике телефон начал издавать беспокойные звуки.

— Она звонила в половине второго. Твой трюк сработал.

После ее скомканного отчета Некрасов взял трубку.

— Слушаю, Лиса. Не рановато ли?

— Что за фокусы?

— Ничего не случилось. Надрался от скуки.

— Кто-то у тебя ночует?

— Кошки у меня во рту. Кажется, они нагадили. Правый глаз открылся, левый еще нет. Мне нужен вытрезвитель. До моря далеко, бассейн рядом. Потом кофе и пара легких коктейлей. Через два часа я буду как огурчик. Маленький, зелененький, прыщавенький.

— Никуда не отлучайся, я буду звонить. И еще не раз. Не трепи мне нервы. У меня сегодня трудный день.

— Целую, дорогая. Ты справишься с любыми задачами. Только не завидуй мне. Не все же тебе кататься по Европе, когда я вкалываю без устали. Сама решила примерить мою шкуру. Но и мне не легче. У тебя тяжелый день, а у меня утро. Чао!

Некрасов отложил аппарат в сторону.

— Убедительно играешь, Генаша. Я бы поверила.

— А Василиса ничему не верит. Ни правде, ни лжи. Притворяться научился у нее. В этой сфере ее трудно обойти. Впрочем, во многих других тоже.

Лицо Риты стало серьезным.

— Ты ничего не сказал о поездке. Какова наша судьба? Чем пахнет наше будущее? И какой участи нам ждать? Я боюсь Василису и не хочу кончить жизнь подобно Ольге.

— Никакой участи не существует, есть свобода воли. Судьба — не что иное, как закономерность. Мы сами определили свое будущее. Все, что нам нужно — немного удачи. Радуйся. Удача нам сопутствует.

Он кивнул на стоящий в дверях баул, рядом с которым стоял металлический чемодан среднего размера.

— И вот с этим кожаным мешком мы сможем прожить без забот и хлопот целых десять лет?

— Будь в этом уверена. Поговорим за завтраком.

— А что в железном чемодане?

— Мое белье. Удобная легкая вещь. Я к нему привык. Собрал свое барахлишко, и в дорогу.

Рита не стала настаивать, но ее лицо осталось напряженным. Рита ничего не смыслила в бизнесе, но из кино и книг она знала, как выглядят деньги и сколько их надо для счастья.

Пока она барахталась в бассейне, ломая голову над собственными проблемами, Геннадий приготовил завтрак и накрыл стол на веранде.

Рита ничего не ела, ее суженый жевал, не переставая. Выпив кофе, он откинулся на плетеную спинку кресла и, улыбаясь, глянул на свою подругу.

— Ты растеряна? Ладно, не буду больше терзать твою душу. Мне приятней видеть тебя улыбающейся. Сейчас ты похожа на надкушенный лимон.

Баул стоял в дверях и ждал. Геннадий раскрыл его. Пачки бумаг, упакованные в целлофан, не походили ни на одну валюту мира, несмотря на свою солидность и внушительность.

Некрасов надорвал упаковку и выдернул из нее первый лист.

Подав его девушке, он пояснил:

— Это акции нефтяного концерна «Шелл». Каждая такая бумажка стоит пятьдесят тысяч долларов. Ее можно продать в любой точке земного шара, где есть представительство этой компании. А они есть везде и всюду. Акции растут в цене. Их купят без лишних вопросов. За год рост составит от процента до трех. За номинал их оторвут с руками и ногами.

— Кому они принадлежат?

— Нам, дорогая. Тому, кто их предъявит и захочет обменять на наличные. Это не именной фонд. Практически ты держишь в руках чек на пятьдесят тысяч американских долларов. И, что характерно, эта сумма может поместиться в твоем лифчике.

— И ты потратил все деньги на эти бумажки?

— Нет, конечно. Десять процентов. Деньги кочуют со счета на счет из страны в страну и останутся на месте, пока я не буду уверен в том, что их след окончательно потерян. А до тех пор мы тихо поживем за счет акций. У них нет следов и нет хозяев. Они сильнее и дороже любых денег.

— Надеюсь, ты знал, что делаешь.

— Этот вариант я просчитывал не год и не два. Работа мозгового электронного центра. Взвешены все риски, просчитаны все варианты. Проанализированы возможные и невозможные сбои. За неделю, пока я нахожусь здесь, проведено тысячи банковских операций. И пока мы пьем кофе, они продолжают свое движение.

Рита не отрывала взгляда от невиданной бумаги, смотрела ее на свет, царапала ногтем, щупала пальцем.

— Зачем же грабить банки, если можно подделать такую несложную штуку с номиналом в пять тысяч кусков?

— Невозможно. Семикратная защита. Номер, серия. А если ты подделаешь номер и серию, которая находится в банковском активе или в компании? А если акция застрахована? Двадцать лет тюрьмы. Подделка может сработать, если акция находится в частном сейфе, а не находится в движении, либо не значится в страховых полисах. Но зачем тебе подделка? Возьми подлинник и не трать энергию на фальшивку. Проще, чем преодолеть семь ступеней защиты. Свободно гуляющих акций, находящихся в частных руках, очень мало. Капля в море. Этой каплей обладаем мы.